Степь как история и картина
Зорикто Доржиеву в прошлом году исполнилось тридцать лет. Но внешне он до сих пор похож на студента. Тонкий, одетый во все черное, он выглядит так, как в нашем представлении должен выглядеть художник. Если добавить к описанию "одухотворенное лицо", то получится хрестоматийное описание творческой личности. Он пишет картины, делает эскизы костюмов, занимается дизайном интерьеров. Все получается — на высшем уровне. Общая тема картин Зорикто — жизнь кочевника, жизнь бурят такой, какой она могла быть еще сто-двести лет назад. Много коней, степного простора, прекрасных дев и задумчивых воинов. На выставке Зорикто был нарасхват. У него просили автографы, с ним хотели сфотографироваться, поэтому поговорить удалось только на следующий день.
- На выставке довелось услышать от посетителей, что Ваши картины похожи по стилю на статуи Даши Намдакова. Но мне показалось, что статуи Намдакова — это слепки с движения, тогда как Ваши картины будто бы застыли. Даже воины у Вас все больше спят, чем сражаются.
- Наверное, это действительно так, и во многом зависит от нашего характера. Даши — более активный по жизни человек, чем я, поэтому и его работы кажутся более энергичными и динамичными. Мне же ближе состояния дремы, полусна, созерцания. В таком состоянии сущность человека проявляется сама по себе, без всего наносного, человек во сне открыт для того, чтобы познать его. Иногда в спящем воине гораздо больше его воинской сущности, чем когда он сражается. Ведь суть воина — это его внутреннее состояние.
- Ваша первая выставка прошла в 2004 году в Музее истории Бурятии. Что изменилось с того времени в Вашей жизни и творчестве?
- Мои работы, которые я подарил музею после выставки, увидели Даши Намдаков и Константин Ханхалаев. Они предложили мне работать с ними. Это очень упростило мою жизнь. Союз художника с продюсером — это оптимальный на данный момент союз для меня. Я могу писать картины, не задумываясь о заработке и своей раскрутке. Для художника — это очень важно. Вот в ближайшее время мои работы будут выставляться в Страсбурге в здании Совета Европы, затем в США, в "Тибет-Хаус", которым руководит Боб Турман. Все это стало возможным для меня благодаря сотрудничеству с Константином Казаковичем. А что касается изменений в творчестве, то, наверное, я стал к себе более критичным. Сальвадор Дали сказал: "Художник, не бойся совершенства, тебе его не достичь". Я мысленно возвращаюсь к уже написанным полотнам и многие хочу переделать. Наверное, настал такой период.
- Теперь Вы живете в Москве?
- Нет, я живу и работаю в Улан-Удэ. Мне трудно в атмосфере мегаполиса. Писать картины я должен здесь.
- Как долго создается картина?
- Иногда за вечер. Иногда уходит месяц.
- Как Вы рисуете? У Вас есть модели? И почему кочевники?
- Я долго учился художественному ремеслу, и этап рисования с натуры для меня прошел. Мне достаточно представить образ, чтобы воплотить его. А кочевники — это, как я часто говорю, просто моя генетическая память. Я городской мальчик, в деревню ездил только летом, как на дачу. И там, в бурятской деревне, поражался, как бабушки и дедушки удивительно точно рисуют животных. Их попросишь "нарисуй что-нибудь интересное", они рисуют какое-нибудь животное: коня, ягненка, корову. И всегда правильно передают пропорции животных.
- Наверное, есть какая-то национальная склонность к визуальному творчеству. Сейчас в Улан-Удэ очень много художников и мастеров, которые пока не могут заработать своим искусством. Часто они просто ходят по офисам и предлагают свои картины или нарисовать портреты желающим. Какой шанс Вы видите для них? Неужели им может только повезти, как Вам, встретить своего продюсера?
Зорикто на минуту задумывается. И честно отвечает:
- Да, наверное, я не вижу другого выхода.