Закрываешь училище — строй тюрьму
Профессиональное училище N7, как говорит заместитель директора Светлана Дамбаева, начало "трясти" с октября этого года. Уже третий месяц в училище постоянно приезжают большие чины из МВД и Правительства республики и деловито осматривают здание. Здание и в самом деле очень привлекательно: расположено у оживленной трассы, просторные помещения, есть актовый и спортивный залы, столовая. Уже решено, что здание училища гораздо больше подходит для того, чтобы в нем расположилась Высшая школа милиции, а куда пойдут детисироты и дети-инвалиды, никого уже не интересует.
Профессиональное училище N7 единственное в своем роде в республике. Здесь наравне с тремя сотнями обычных детей получают профессию около ста инвалидов. Получается, что для всех них это единственная возможность хоть как-то адаптироваться к жизни и зарабатывать небольшие, но свои деньги.
— У нас инвалиды обучаются по всем специальностям, — рассказывает Светлана Дамбаева, — это четыре рабочих профессии и четыре служащих. Те, кто физически не может активно работать, могут идти контролерами в банки, операторами ЭВМ; те, кто может заниматься физическим трудом, обучаются строительным специальностям. Ребята учатся с огромным удовольствием, они понимают, что это их единственная надежда хоть на какую-то самостоятельность. Представляете, они все в школьные годы сидят по домам, обучаются на дому и, когда приходят к нам, хоть общаться начинают.
Здесь учится мальчик с опухолью головного мозга. Когда он слышит громкие звуки, у него начинаются судороги. Педагоги хотели было перевести мальчика на дистанционное обучение, но он так яростно отстаивал свое право учиться, как все, что преподавателям пришлось разрешить ему посещать занятия. Теперь учится с ним ходит мама, она говорит, что для сына после восьми лет сидения дома общение с ребятами — это настоящая радость и счастье. На будущий год в училище планировали начать обучение слабослышащих детей профессии повара.
— Из всех наших учеников-инвалидов только у двух есть какие-то деньги в семье, то есть мама и папа работают, — говорит Светлана Дамбаева. — А у остальных очень тяжелые условия, их семьи очень бедные. У нас доходило до того, что двум детям мы всем миром собирали вещи, потому что им нечего было одеть.
В настоящее время руководство училища пребывает в состоинии глубокого шока от уготованных им перемен. Училищу в год требуется около 10 миллионов рублей для существования. Если финансирование ужмется до одной трети (а именно столько будет выделять республиканский бюджет), то этому училищу, которое просто невозможно перевести на коммерческие рельсы, придется закрываться. А как помочь детям адаптироваться к жизни?
— Очень важная функция сокращаемых учебных заведений — это социальная защита, — говорит Александр Хараев, ведущий специалист отдела начального профессионального образования Министерства образования Бурятии. — У нас учатся дети из самых малообеспеченных семей. Среди 17 тысяч учащихся — 1170 сирот. Если их сейчас выкинуть на улицу, то республике нужно будет открыть 6—7 детских домов. В училищах дети-сироты находились на полном государственном обеспечении: у них четырехразовое горячее питание, одежда, жилье, повышенная стипендия, пособия. Эти деньги помогали ребенку хоть как-то устроится в жизни. Такого в системе образования нигде больше не сохранилось.
Педагоги еще на что-то надеются, пытаются что-то придумывать, не верят в худшее. Тем временем активность чиновников относительно помещения училища недвусмысленно указывает на то, что в планы очень многих людей дальнейшее наличие таких заведений уже не входит.
— В связи с планируемым сокращением нам стало поступать очень много заявок от различных министерств и ведомств, которые уже делят здания училищ, — говорит Александр Хараев. — То есть эти люди считают, что учебные заведения будут непременно сокращены. Например, МВД за счет наших зданий хочет расширить следственное управление, открыть филиал Высшей школы милиции. Они уже обошли все наши городские училища, выбрали наиболее новые, теплые, в том числе ПУ N7. Правительство сейчас будет рассматривать этот вопрос.
По словам Светланы Дамбаевой, их дети практически все находят работу по окончанию училища. По строительным специальностям у них вообще очередь заявок. Этим летом ребята на практике зарабатывали по 2—3 тысячи рублей в месяц и чувствовали себя нужными обществу. В училища идут в основном дети из неблагополучных семей в самом сложном возрасте — 14—16 лет. И если ребенка в этом возрасте не заинтересовать, не занять, то он от безысходности пойдет на улицу, в криминал. Это власти очень хорошо понимают. И даже заранее готовятся, передавая помещения училищ правоохранительным органам.
— Я считаю, это недальновидная политика, — говорит Светлана Дамбаева. — На мой взгляд, раз закрываешь училище, строй сразу тюрьму! Наши государственные мужи не понимают, что, если ребенок о котором некому позаботиться, останется на улице, он однозначно превратиться в бандита, и страдать от этого будут все. А у нас дети день и ночь под контролем и к тому же получают специальность, становятся востребованными. Нам говорят, что смысл реформы в том, чтобы подольше задержать таких детей в средней школе. Но этого не произойдет. Такие дети в школе, как правило, изгои, они хотят побыстрей уйти оттуда, ведь не у всех есть предрасположенность к знаниям.
— У нас инвалиды обучаются по всем специальностям, — рассказывает Светлана Дамбаева, — это четыре рабочих профессии и четыре служащих. Те, кто физически не может активно работать, могут идти контролерами в банки, операторами ЭВМ; те, кто может заниматься физическим трудом, обучаются строительным специальностям. Ребята учатся с огромным удовольствием, они понимают, что это их единственная надежда хоть на какую-то самостоятельность. Представляете, они все в школьные годы сидят по домам, обучаются на дому и, когда приходят к нам, хоть общаться начинают.
Здесь учится мальчик с опухолью головного мозга. Когда он слышит громкие звуки, у него начинаются судороги. Педагоги хотели было перевести мальчика на дистанционное обучение, но он так яростно отстаивал свое право учиться, как все, что преподавателям пришлось разрешить ему посещать занятия. Теперь учится с ним ходит мама, она говорит, что для сына после восьми лет сидения дома общение с ребятами — это настоящая радость и счастье. На будущий год в училище планировали начать обучение слабослышащих детей профессии повара.
— Из всех наших учеников-инвалидов только у двух есть какие-то деньги в семье, то есть мама и папа работают, — говорит Светлана Дамбаева. — А у остальных очень тяжелые условия, их семьи очень бедные. У нас доходило до того, что двум детям мы всем миром собирали вещи, потому что им нечего было одеть.
В настоящее время руководство училища пребывает в состоинии глубокого шока от уготованных им перемен. Училищу в год требуется около 10 миллионов рублей для существования. Если финансирование ужмется до одной трети (а именно столько будет выделять республиканский бюджет), то этому училищу, которое просто невозможно перевести на коммерческие рельсы, придется закрываться. А как помочь детям адаптироваться к жизни?
— Очень важная функция сокращаемых учебных заведений — это социальная защита, — говорит Александр Хараев, ведущий специалист отдела начального профессионального образования Министерства образования Бурятии. — У нас учатся дети из самых малообеспеченных семей. Среди 17 тысяч учащихся — 1170 сирот. Если их сейчас выкинуть на улицу, то республике нужно будет открыть 6—7 детских домов. В училищах дети-сироты находились на полном государственном обеспечении: у них четырехразовое горячее питание, одежда, жилье, повышенная стипендия, пособия. Эти деньги помогали ребенку хоть как-то устроится в жизни. Такого в системе образования нигде больше не сохранилось.
Педагоги еще на что-то надеются, пытаются что-то придумывать, не верят в худшее. Тем временем активность чиновников относительно помещения училища недвусмысленно указывает на то, что в планы очень многих людей дальнейшее наличие таких заведений уже не входит.
— В связи с планируемым сокращением нам стало поступать очень много заявок от различных министерств и ведомств, которые уже делят здания училищ, — говорит Александр Хараев. — То есть эти люди считают, что учебные заведения будут непременно сокращены. Например, МВД за счет наших зданий хочет расширить следственное управление, открыть филиал Высшей школы милиции. Они уже обошли все наши городские училища, выбрали наиболее новые, теплые, в том числе ПУ N7. Правительство сейчас будет рассматривать этот вопрос.
По словам Светланы Дамбаевой, их дети практически все находят работу по окончанию училища. По строительным специальностям у них вообще очередь заявок. Этим летом ребята на практике зарабатывали по 2—3 тысячи рублей в месяц и чувствовали себя нужными обществу. В училища идут в основном дети из неблагополучных семей в самом сложном возрасте — 14—16 лет. И если ребенка в этом возрасте не заинтересовать, не занять, то он от безысходности пойдет на улицу, в криминал. Это власти очень хорошо понимают. И даже заранее готовятся, передавая помещения училищ правоохранительным органам.
— Я считаю, это недальновидная политика, — говорит Светлана Дамбаева. — На мой взгляд, раз закрываешь училище, строй сразу тюрьму! Наши государственные мужи не понимают, что, если ребенок о котором некому позаботиться, останется на улице, он однозначно превратиться в бандита, и страдать от этого будут все. А у нас дети день и ночь под контролем и к тому же получают специальность, становятся востребованными. Нам говорят, что смысл реформы в том, чтобы подольше задержать таких детей в средней школе. Но этого не произойдет. Такие дети в школе, как правило, изгои, они хотят побыстрей уйти оттуда, ведь не у всех есть предрасположенность к знаниям.