«Приключения» инспектора Зайцевой
«Я знаю, что за мной стоит закон, и я – сотрудник, а не девушка»
В покосившемся бараке на улице Шмидта работники уголовно-исполнительной инспекции готовятся отмечать профессиональный праздник, который выпадает на 7 мая. Основной состав ведомства – женщины. Сотрудники этого подразделения ФСИН контролируют исполнение наказаний, не связанных с лишением свободы. Исправительные и обязательные работы, лишение права занимать определенную должность или заниматься определенной деятельностью, а также контроль за условно осужденными и за женщинами, которым отсрочено исполнение наказания, – все это в ведении УИИ.
От бомжей до бизнесменов
Диапазон подопечных – от бомжей до руководителей предприятий. Представить «женское лицо» инспекции доверили старшему инспектору отдела исполнения наказаний уголовно-исполнительной инспекции Октябрьского района, «Лучшему сотруднику уголовно-исполнительной инспекции Республики Бурятия-2013», занявшей девятое место на конкурсе «Лучший сотрудник Уголовно-исполнительной инспекции России», Наталье Зайцевой.
– Ну, Наталья, расскажите, с чего все началось и как Вы оказались в УИИ.
– Я с детства хотела работать милиционером – ловить преступников. Мечта сбылась. Идейная закалка, наверное, сказалась. В школе научили бороться за справедливость, рассказали, что хорошо, а что плохо. Может, фильмов насмотрелась о романтике советской милиции.
– Ну и как, оправдалась романтика?
– Почему нет? Мне нравится. Я ведь должна была после окончания университета стать преподавателем музыки в начальных классах. С детства я готовилась к этому – училась в музыкальной школе. Поработав немного, поняла: не хватает приключений. Пошла работать в систему УФСИН по стопам мамы. Теперь приключений хоть отбавляй. В нашей работе на самом деле поле для деятельности и творческой реализации очень большое.
– В каком смысле «для творческой»?
– Мы работаем и юристами, и исполняем абсолютно все наказания уголовно-правого характера, которые не связаны с лишением свободы. Сейчас политика государства идет в сторону гуманизации наказаний. Например, ограничение свободы: этот вид наказания совсем молодой – с 2010 года. Сейчас много мер, чтобы осужденные могли исправляться, не находясь в местах лишения свободы.
– Можно ли с Вашей точки зрения назвать самый неблагополучный район города?
– Нет. В любом микрорайоне Улан-Удэ есть криминально-зараженные личности. По городу нельзя сказать, что Железнодорожный район или Батарейка более криминальные, чем Октябрьский или Советский. В любом районе есть свои «злачные» места и участки.
Например, в Октябрьском районе это микрорайоны Южный, Комушка, поселок Горького. Мы работаем по определенным участкам, так же, как участковые. Вся Россия распределена на маленькие участки. 148-й квартал, микрорайон «Импульс» и вся Спиртзаводская трасса Октябрьского района, Южлаг, Сосновый Бор и Звездный закреплены за мной…
В этом году город просто утопал в снегу. Наши осужденные по такому виду наказаний, как обязательные работы, были направлены нами в комбинат по благоустройству и занимались уборкой снега. Сейчас заборы красят, например. Скоро будут цветочки сажать.
– Это те, что в страшный холод дороги чистили? Вот я тогда все думала, что за работа такая! Оказывается, принудительная…
– При храмах и дацанах работают. Работают не только физически, но и духовно. Много приходит в последнее время тех, кто осужден за управление транспортным средством в состоянии опьянения. Казалось бы, благополучные люди – работающие, имеющие семьи, и получают судимость.
«В моей смерти прошу винить…»
– А расскажите нам интересный случай из Вашей работы…
– Был у меня один осужденный за мошенничество, который не являлся на регистрации. Но соседи говорили, что он дома. А без разрешения хозяина зайти нельзя. Проводим определенный комплекс мероприятий и направляем обращение в суд на отмену условного осуждения.
И перед самым судебным заседанием в суд приходит письмо: «Уважаемый суд, я смертельно болен, на судебное заседание явиться не могу, от уголовной инспекции не скрываюсь, просто я не ходил, потому что болел». Ни справки о болезни, ничего. Тем не менее суд нам отказал. В то время права объявлять осужденного в розыск у нас не было.
Я искала по всем больницам и моргам. Через месяц мы опять обратились в суд. И снова туда пришло письмо: «Я живой, но прийти не могу. Пожалуйста, не сажайте меня, как выздоровею, так приду». Что делать? Узнали мы, что есть у него женщина, которая очень сильно его любит. Она нам и сказала, что осужденный страдает шизофренией. Выяснив, где гражданин скрывался, я пришла туда, и он, не ожидая, открыл дверь.
«Здравствуйте, – говорю, – идемте в инспекцию, это принудительный привод». – «Да-да-да, – говорит он, – Вы пока спускайтесь, а я сейчас дверь замкну и выйду». Я, наивный молодой инспектор, разворачиваюсь и иду к выходу, а осужденный убегает через запасной вход! И в третий раз мы обращаемся в суд, и снова нам отказывают, потому что отец осужденного написал письмо, что сын его болен раком. И снова мы ищем…
И только с четвертого раза судья вынес решение об отмене условного осуждения. Но тут уже обращается в прокуратуру женщина осужденного. Он оставил ей записку: «Я ухожу из жизни, потому что инспектор Зайцева не дает мне жить. Прошу винить в моей смерти инспектора Зайцеву» и исчез. Тут уже пахло уголовным делом – доведением до самоубийства. Ей, конечно, отказали. Осужденного поймали, посадили в места лишения свободы.
– Не скучно Вам…
– Восемь лет я отработала в исправительной колонии. В чем-то там было даже легче. Там воспитательную работу проводишь с определенной группой, которая здесь, на виду. В отношении одного осужденного там работают несколько служб, а у нас в инспекции функцию всех служб исполняет один инспектор. Девчонки работают и как сотрудники соцпомощи, и как психологи, и по делам несовершеннолетних, и так далее. Я же говорю, поле непаханое у нас для развития творческого потенциала.
Иммунитет к негативу
– Сколько человек приходится на одного инспектора?
– По городу на одного инспектора приходится в среднем 120 осужденных. Есть осужденные из группы риска – от них можно ждать совершения нового преступления. Таких мы проверяем не реже раза в месяц. Конечно, мы должны проверять их вместе с участковыми, но последние часто загружены. К ним мы ходим сами, собираем информацию от соседей.
– Опасная работа…
– Очень. Но, например, «угроза убийства» – это чаще всего «кухонные бойцы». Слова «я тебя убью» уже являются составом преступления. Категории преступлений разные – есть лесорубы, есть алкоголики, мошенники, растратчики имущества. Градация – от бомжей до руководителей предприятий.
– Кто Ваши самые «любимые» осужденные?
– Да все они – «звезды». «Наша служба и опасна и трудна, и на первый взгляд как будто не видна» - это про нас песня. Я когда на адрес иду, знаю, что за мной стоит закон, и я – сотрудник, а не девушка или женщина.
– А еще чем-нибудь, кроме закона, Ваша уверенность подкреплена, когда Вы идете проверять осужденного в частный, скажем, сектор? В случае чего можете постоять за себя?
– Конечно могу. Мы регулярно занимаемся спецподготовкой.
– Слышала, что нападали на Вас.
– Мужчины – нет. Женщина только.
– Говорят, выше была на целую голову… А какой у Вас рост?
– 157 сантиметров.
– А дадите отпор 180-сантиметровому мужчине?
– Конечно. Но многое строится на умении разговаривать с людьми. Если будешь строить из себя начальника, пойдет отторжение. В нашей работе уметь работать с законом – не главное. Главное – уметь работать с людьми.
– Вы вспоминаете обо всем, улыбаясь. Не вызывают у Вас негатива Ваши подопечные?
– За столько лет работы у меня уже ничто негатива не вызывает. Уже иммунитет к этому.
– Бывает ли жалко осужденного?
– Сочувствие должно быть. Но за годы работы у меня выработалось такое отношение: если есть вступивший в силу приговор – все, точка. Осужденным и преступником назвала тебя не я, а суд. Если принимать это за аксиому, легче работать. Что пьяница-алиментщица, которая своим детям не платит, что грабитель – все они преступники, и все. Это правильнее для своего психологического здоровья.
– А есть то, чего Вы боитесь?
– Есть! Собак. Очень сильно боюсь, когда иду в частный сектор. Порой стоишь и думаешь: участковому позвонить или что…
– А вот в кино, бывает, влюбляются в осужденных…
– Да Вы что! Влюбилась один раз – в своего мужа – и до сих пор люблю. Мы тут в уголовно-исполнительной системе и познакомились. За судьбой пришла, наверное.
– Эх, а говорили, приключения любите…
– Когда 120 человек в месяц мимо тебя проходят и каждый со своей историей, с характером… Плюс к этому езда по осужденным, находящимся на особом контроле, общение с их соседями. Вот и сейчас, пока я с Вами разговариваю, у меня уже очередь скопилась из тех, кто пришел на регистрацию. Это и есть – приключение.
Диляра Батудаева, «Номер один».
От бомжей до бизнесменов
Диапазон подопечных – от бомжей до руководителей предприятий. Представить «женское лицо» инспекции доверили старшему инспектору отдела исполнения наказаний уголовно-исполнительной инспекции Октябрьского района, «Лучшему сотруднику уголовно-исполнительной инспекции Республики Бурятия-2013», занявшей девятое место на конкурсе «Лучший сотрудник Уголовно-исполнительной инспекции России», Наталье Зайцевой.
– Ну, Наталья, расскажите, с чего все началось и как Вы оказались в УИИ.
– Я с детства хотела работать милиционером – ловить преступников. Мечта сбылась. Идейная закалка, наверное, сказалась. В школе научили бороться за справедливость, рассказали, что хорошо, а что плохо. Может, фильмов насмотрелась о романтике советской милиции.
– Ну и как, оправдалась романтика?
– Почему нет? Мне нравится. Я ведь должна была после окончания университета стать преподавателем музыки в начальных классах. С детства я готовилась к этому – училась в музыкальной школе. Поработав немного, поняла: не хватает приключений. Пошла работать в систему УФСИН по стопам мамы. Теперь приключений хоть отбавляй. В нашей работе на самом деле поле для деятельности и творческой реализации очень большое.
– В каком смысле «для творческой»?
– Мы работаем и юристами, и исполняем абсолютно все наказания уголовно-правого характера, которые не связаны с лишением свободы. Сейчас политика государства идет в сторону гуманизации наказаний. Например, ограничение свободы: этот вид наказания совсем молодой – с 2010 года. Сейчас много мер, чтобы осужденные могли исправляться, не находясь в местах лишения свободы.
– Можно ли с Вашей точки зрения назвать самый неблагополучный район города?
– Нет. В любом микрорайоне Улан-Удэ есть криминально-зараженные личности. По городу нельзя сказать, что Железнодорожный район или Батарейка более криминальные, чем Октябрьский или Советский. В любом районе есть свои «злачные» места и участки.
Например, в Октябрьском районе это микрорайоны Южный, Комушка, поселок Горького. Мы работаем по определенным участкам, так же, как участковые. Вся Россия распределена на маленькие участки. 148-й квартал, микрорайон «Импульс» и вся Спиртзаводская трасса Октябрьского района, Южлаг, Сосновый Бор и Звездный закреплены за мной…
В этом году город просто утопал в снегу. Наши осужденные по такому виду наказаний, как обязательные работы, были направлены нами в комбинат по благоустройству и занимались уборкой снега. Сейчас заборы красят, например. Скоро будут цветочки сажать.
– Это те, что в страшный холод дороги чистили? Вот я тогда все думала, что за работа такая! Оказывается, принудительная…
– При храмах и дацанах работают. Работают не только физически, но и духовно. Много приходит в последнее время тех, кто осужден за управление транспортным средством в состоянии опьянения. Казалось бы, благополучные люди – работающие, имеющие семьи, и получают судимость.
«В моей смерти прошу винить…»
– А расскажите нам интересный случай из Вашей работы…
– Был у меня один осужденный за мошенничество, который не являлся на регистрации. Но соседи говорили, что он дома. А без разрешения хозяина зайти нельзя. Проводим определенный комплекс мероприятий и направляем обращение в суд на отмену условного осуждения.
И перед самым судебным заседанием в суд приходит письмо: «Уважаемый суд, я смертельно болен, на судебное заседание явиться не могу, от уголовной инспекции не скрываюсь, просто я не ходил, потому что болел». Ни справки о болезни, ничего. Тем не менее суд нам отказал. В то время права объявлять осужденного в розыск у нас не было.
Я искала по всем больницам и моргам. Через месяц мы опять обратились в суд. И снова туда пришло письмо: «Я живой, но прийти не могу. Пожалуйста, не сажайте меня, как выздоровею, так приду». Что делать? Узнали мы, что есть у него женщина, которая очень сильно его любит. Она нам и сказала, что осужденный страдает шизофренией. Выяснив, где гражданин скрывался, я пришла туда, и он, не ожидая, открыл дверь.
«Здравствуйте, – говорю, – идемте в инспекцию, это принудительный привод». – «Да-да-да, – говорит он, – Вы пока спускайтесь, а я сейчас дверь замкну и выйду». Я, наивный молодой инспектор, разворачиваюсь и иду к выходу, а осужденный убегает через запасной вход! И в третий раз мы обращаемся в суд, и снова нам отказывают, потому что отец осужденного написал письмо, что сын его болен раком. И снова мы ищем…
И только с четвертого раза судья вынес решение об отмене условного осуждения. Но тут уже обращается в прокуратуру женщина осужденного. Он оставил ей записку: «Я ухожу из жизни, потому что инспектор Зайцева не дает мне жить. Прошу винить в моей смерти инспектора Зайцеву» и исчез. Тут уже пахло уголовным делом – доведением до самоубийства. Ей, конечно, отказали. Осужденного поймали, посадили в места лишения свободы.
– Не скучно Вам…
– Восемь лет я отработала в исправительной колонии. В чем-то там было даже легче. Там воспитательную работу проводишь с определенной группой, которая здесь, на виду. В отношении одного осужденного там работают несколько служб, а у нас в инспекции функцию всех служб исполняет один инспектор. Девчонки работают и как сотрудники соцпомощи, и как психологи, и по делам несовершеннолетних, и так далее. Я же говорю, поле непаханое у нас для развития творческого потенциала.
Иммунитет к негативу
– Сколько человек приходится на одного инспектора?
– По городу на одного инспектора приходится в среднем 120 осужденных. Есть осужденные из группы риска – от них можно ждать совершения нового преступления. Таких мы проверяем не реже раза в месяц. Конечно, мы должны проверять их вместе с участковыми, но последние часто загружены. К ним мы ходим сами, собираем информацию от соседей.
– Опасная работа…
– Очень. Но, например, «угроза убийства» – это чаще всего «кухонные бойцы». Слова «я тебя убью» уже являются составом преступления. Категории преступлений разные – есть лесорубы, есть алкоголики, мошенники, растратчики имущества. Градация – от бомжей до руководителей предприятий.
– Кто Ваши самые «любимые» осужденные?
– Да все они – «звезды». «Наша служба и опасна и трудна, и на первый взгляд как будто не видна» - это про нас песня. Я когда на адрес иду, знаю, что за мной стоит закон, и я – сотрудник, а не девушка или женщина.
– А еще чем-нибудь, кроме закона, Ваша уверенность подкреплена, когда Вы идете проверять осужденного в частный, скажем, сектор? В случае чего можете постоять за себя?
– Конечно могу. Мы регулярно занимаемся спецподготовкой.
– Слышала, что нападали на Вас.
– Мужчины – нет. Женщина только.
– Говорят, выше была на целую голову… А какой у Вас рост?
– 157 сантиметров.
– А дадите отпор 180-сантиметровому мужчине?
– Конечно. Но многое строится на умении разговаривать с людьми. Если будешь строить из себя начальника, пойдет отторжение. В нашей работе уметь работать с законом – не главное. Главное – уметь работать с людьми.
– Вы вспоминаете обо всем, улыбаясь. Не вызывают у Вас негатива Ваши подопечные?
– За столько лет работы у меня уже ничто негатива не вызывает. Уже иммунитет к этому.
– Бывает ли жалко осужденного?
– Сочувствие должно быть. Но за годы работы у меня выработалось такое отношение: если есть вступивший в силу приговор – все, точка. Осужденным и преступником назвала тебя не я, а суд. Если принимать это за аксиому, легче работать. Что пьяница-алиментщица, которая своим детям не платит, что грабитель – все они преступники, и все. Это правильнее для своего психологического здоровья.
– А есть то, чего Вы боитесь?
– Есть! Собак. Очень сильно боюсь, когда иду в частный сектор. Порой стоишь и думаешь: участковому позвонить или что…
– А вот в кино, бывает, влюбляются в осужденных…
– Да Вы что! Влюбилась один раз – в своего мужа – и до сих пор люблю. Мы тут в уголовно-исполнительной системе и познакомились. За судьбой пришла, наверное.
– Эх, а говорили, приключения любите…
– Когда 120 человек в месяц мимо тебя проходят и каждый со своей историей, с характером… Плюс к этому езда по осужденным, находящимся на особом контроле, общение с их соседями. Вот и сейчас, пока я с Вами разговариваю, у меня уже очередь скопилась из тех, кто пришел на регистрацию. Это и есть – приключение.
Диляра Батудаева, «Номер один».