Омуль на заклание
В Бурятии охрана уникального эндемика похожа на профанацию
В последние годы замечен ряд необычных для Бурятии событий, связанных с народными инициативами в области охраны природы. Сокращение водоохранной зоны, заслон строительству ГЭС, митинг в защиту закаменского леса – это только некоторые из примеров проснувшегося народного самосознания.
Но почему-то никто не говорит об еще одном грандиозном и вопиющем экологическом беспределе – о массовом уничтожении омуля, который, даже несмотря на законодательный запрет, по-прежнему ловят и, видимо, будут продолжать вылавливать в огромных объемах. Мы попросили прокомментировать ситуацию рыбовода-биолога Юрия Неронова.
Тревожная тенденция
– Юрий Валентинович, народных инициатив в сфере защиты природы в последнее время в республике действительно немало. Но есть ли эффект от таких мероприятий?
– Как помнится, вначале жители побережья Байкала направили гонцов в Белокаменную с челобитной к царю по поводу удушающей водоохранной зоны. И ведь помогло – населенные пункты вычленили из зоны. Теперь в ужасе ученые – это послабление может сказаться на экологическом состоянии Байкала.
Другой пример. Какое-то время общество было взбудоражено предполагаемым строительством монгольских ГЭС. На словах все вдруг стали ярыми защитниками Байкала. На самом деле организаторы этих акций, прикрываясь Байкалом, ловко сыграли на «гордости великороссов» – неужели бывшая, чуть ли не шестнадцатая республика СССР может иметь свои интересы и мнение. Не позволим! В результате наша сторона получила что хотела – почти единодушное осуждение «происков» Монголии. При этом забывая, что Монголия – суверенное государство и на своей территории вправе делать все, что считает необходимым. А международные обязательства в наше время превратились в бумажки. Возьмите Китай. Он без всяких согласований отсекает для себя воды Черного Иртыша, уменьшая тем самым сток в Казахстан и Россию. А не так давно построил канал река Хайлар (Аргунь по-нашему) – озеро Далайнор, что не есть хорошо для Амура. И что вы с Китаем сделаете?! Так что следует рассчитывать только на понимание и добрую волю Монголии.
А тут еще приключился «закаменский инцидент». Тенденция, однако.
– На Ваш взгляд, по каким причинам в Бурятии такой всплеск общественных волнений?
– О чем это говорит? О слабости вертикали власти, о нежелании или неумении властей всех уровней адекватно реагировать на жизненные запросы людей, о зарождающемся гражданском обществе или о власти толпы. Не могу сказать что-то определенно. Пусть разбираются специалисты-обществоведы. Мое дело – рыба!
«Обидно за омуль»
– Кстати, была еще одна инициатива – по поводу запрета на промысел нерпы.
– Так вот, о рыбе. Точнее, о запретном омуле. Я умышленно напоследок оставил еще одно протестное выступление общественности. На этот раз против промысла байкальского тюленя. Кстати, ничего плохого в промысле нерпы не вижу. Единственная проблема – рациональное использование сырья. Раз у нас оно не находит применения, можно попытаться экспортировать в дальнее зарубежье или продавать на Чукотку.
Но сейчас проблемы со сбытом не существует – отстояли «зеленые» символ Байкала.
– Но у Байкала есть и другой, не менее важный символ, верно?
– Да, мне за омуля обидно. Казалось бы, какая разница. Нерпа – байкальский эндемик, а омуль – эндемик Байкала. Нерпа – символ Байкала и омуль – символ Байкала. Излюбленная пища нерпы – малая и большая голомянки, а также бычки – длиннокрылый и желтокрылый. И омуль не прочь отведать молоди бычка-желтокрылки. У нерпы симпатичная мордашка, а чем омуль хуже (тут дело вкуса). Между тем нерпу общественность любит, а за омуля ну хоть кто-нибудь бы заступился. А ведь реальность такова, что омуль в буквальном смысле уничтожается на наших глазах. И это происходит в то время, когда нужно сохранить каждую рыбешку. Особо критическая ситуация складывается ежегодно на реке Селенге во время нерестового хода омуля.
Отдали в жертву браконьерам
– В нерестовый период Селенгу буквально атакуют браконьеры. Непонятно, как с этим бороться.
– Обратимся к цифрам и постараемся понять, что же творится осенью на Селенге. По научным данным, за период с 1970 по 2014 год браконьерское изъятие производителей омуля в среднем за нерестовый сезон составило здесь около 60%. Это очень много. А с 2014 года на Селенге началась настоящая вакханалия, продолжающаяся до сих пор. В 2014 году этот показатель достиг 85%, в 2015-м (внимание!) – 98, и в 2016 году – 86%. За 2017 год мне окончательная цифра пока неизвестна, но, судя по всему, она не лучше показателя предыдущего года, если не хуже. И это происходит на фоне снижения численности нерестовых стад. Впечатление такое, что наступает конец света, и браконьеры озабочены только одним – успеть хапнуть, пока окончательно не сгинули омулевые косяки. И никто им не мешает. Артура Мурзаханова не хватает на Селенге с опергруппой «Баргузин», они бы навели порядок!
– И в такой критической ситуации власти почему-то не бьют тревогу…
– Из всего сказанного следует однозначный вывод: властям до охраны нерестового омуля на Селенге, похоже, до лампочки. И он принесен в жертву браконьерам. Честно признаюсь, была слабая надежда на нового главу РБ. Но эта надежда в 2017 году не оправдалась, прорыва не произошло. Посмотрим, что будет дальше. Конечно, охрана омуля – это функция Ангаро-Байкальского территориального управления Росрыболовства (АБТУР). Но штаб по охране нерестового омуля традиционно возглавляет представитель республики. В любом случае ответственность за омуля общая. Недавно Алексей Цыденов обещал навести порядок в лесу, может, и до омуля дело дойдет. Только бы не опоздать.
Театр абсурда вместо охраны
– Но ведь браконьеров все-таки ловят?
– Каждую осень проводится операция с нелепым названием «Путина». Все-таки путина – это добыча рыбы, но никак не ловля браконьеров. Это действо похоже на спектакль театра абсурда. Какие артисты, какая фактура, сколько громких слов, сколько шума, стрельбы, сколько бензина сожжено, сколько средств затрачено, а в результате – пшик, одна видимость кипучей деятельности. Но если такое происходит, значит, это кому-то нужно. И уж, конечно, не сантехнику дяде Васе. А может, сценарий такой задуман – ловить рыбку в мутной воде. Тогда режиссеры кто и сценаристы? Мне не понять.
А на Селенге между тем, скажем прямо, с охраной нерестового омуля – полный абзац. Поражает одно: как при такой эффективности охранных мероприятий они (АБТУР и Байкальский филиал Главрыбвода) собираются восстанавливать популяцию селенгинского омуля. Это невозможно. И совет читателям: постарайтесь об омуле забыть, привыкайте лучше к иваси. Вкуснейшая, между прочим, рыбка.
– Власти молчат, но и народ тоже особо не митингует по поводу омулевой проблемы?
– Удивительно, при такой чрезвычайной ситуации с охраной нерестового омуля все активисты демонстрируют полное молчание, как в рот воды набрали. Молчат «зеленые», молчат экологи (правда, Наталья Тумуреева из принципиальных соображений несколько лет не покупает омуля, и это хороший пример для подражания), не поднимает эту тему даже Николай Будуев, депутат Госдумы и активист ОНФ. И жители побережья не собирают деньги на билеты до Москвы для очередного гонца с челобитной – помогите, мол, Владимир Владимирович, сохранить нашего горячо любимого омулька. И никто не организует собраний по типу «не бывать ГЭС в Монголии», где народ бы выразил свою позицию относительно браконьеров, их покровителей и потребовал от АБТУРа элементарного – выполнять свою работу. И на площадь Советов никто не выходит с плакатом «Сохраним омуля для потомков!». Глядишь, и я, пенсионер-инвалид, приковылял бы с палочкой поддержать единомышленника. Но ничего этого не происходит. А в чем причина такого всеобщего равнодушного отношения к символу Байкала? И в чем омуль виноват? Уж не тем ли, что хочется всем кушать?
– По-Вашему, как можно решить эту проблему и спасти байкальского эндемика?
– Прежде всего, нужно добиться эффективной – не на словах, а на деле – охраны нерестового омуля. Это позволит повысить уровень воспроизводства (как естественного, так и искусственного). И только после этого у омуля может появиться будущее, которого сейчас у него нет.
Записала Ольга Лазарева, «Номер один».
Но почему-то никто не говорит об еще одном грандиозном и вопиющем экологическом беспределе – о массовом уничтожении омуля, который, даже несмотря на законодательный запрет, по-прежнему ловят и, видимо, будут продолжать вылавливать в огромных объемах. Мы попросили прокомментировать ситуацию рыбовода-биолога Юрия Неронова.
Тревожная тенденция
– Юрий Валентинович, народных инициатив в сфере защиты природы в последнее время в республике действительно немало. Но есть ли эффект от таких мероприятий?
– Как помнится, вначале жители побережья Байкала направили гонцов в Белокаменную с челобитной к царю по поводу удушающей водоохранной зоны. И ведь помогло – населенные пункты вычленили из зоны. Теперь в ужасе ученые – это послабление может сказаться на экологическом состоянии Байкала.
Другой пример. Какое-то время общество было взбудоражено предполагаемым строительством монгольских ГЭС. На словах все вдруг стали ярыми защитниками Байкала. На самом деле организаторы этих акций, прикрываясь Байкалом, ловко сыграли на «гордости великороссов» – неужели бывшая, чуть ли не шестнадцатая республика СССР может иметь свои интересы и мнение. Не позволим! В результате наша сторона получила что хотела – почти единодушное осуждение «происков» Монголии. При этом забывая, что Монголия – суверенное государство и на своей территории вправе делать все, что считает необходимым. А международные обязательства в наше время превратились в бумажки. Возьмите Китай. Он без всяких согласований отсекает для себя воды Черного Иртыша, уменьшая тем самым сток в Казахстан и Россию. А не так давно построил канал река Хайлар (Аргунь по-нашему) – озеро Далайнор, что не есть хорошо для Амура. И что вы с Китаем сделаете?! Так что следует рассчитывать только на понимание и добрую волю Монголии.
А тут еще приключился «закаменский инцидент». Тенденция, однако.
– На Ваш взгляд, по каким причинам в Бурятии такой всплеск общественных волнений?
– О чем это говорит? О слабости вертикали власти, о нежелании или неумении властей всех уровней адекватно реагировать на жизненные запросы людей, о зарождающемся гражданском обществе или о власти толпы. Не могу сказать что-то определенно. Пусть разбираются специалисты-обществоведы. Мое дело – рыба!
«Обидно за омуль»
– Кстати, была еще одна инициатива – по поводу запрета на промысел нерпы.
– Так вот, о рыбе. Точнее, о запретном омуле. Я умышленно напоследок оставил еще одно протестное выступление общественности. На этот раз против промысла байкальского тюленя. Кстати, ничего плохого в промысле нерпы не вижу. Единственная проблема – рациональное использование сырья. Раз у нас оно не находит применения, можно попытаться экспортировать в дальнее зарубежье или продавать на Чукотку.
Но сейчас проблемы со сбытом не существует – отстояли «зеленые» символ Байкала.
– Но у Байкала есть и другой, не менее важный символ, верно?
– Да, мне за омуля обидно. Казалось бы, какая разница. Нерпа – байкальский эндемик, а омуль – эндемик Байкала. Нерпа – символ Байкала и омуль – символ Байкала. Излюбленная пища нерпы – малая и большая голомянки, а также бычки – длиннокрылый и желтокрылый. И омуль не прочь отведать молоди бычка-желтокрылки. У нерпы симпатичная мордашка, а чем омуль хуже (тут дело вкуса). Между тем нерпу общественность любит, а за омуля ну хоть кто-нибудь бы заступился. А ведь реальность такова, что омуль в буквальном смысле уничтожается на наших глазах. И это происходит в то время, когда нужно сохранить каждую рыбешку. Особо критическая ситуация складывается ежегодно на реке Селенге во время нерестового хода омуля.
Отдали в жертву браконьерам
– В нерестовый период Селенгу буквально атакуют браконьеры. Непонятно, как с этим бороться.
– Обратимся к цифрам и постараемся понять, что же творится осенью на Селенге. По научным данным, за период с 1970 по 2014 год браконьерское изъятие производителей омуля в среднем за нерестовый сезон составило здесь около 60%. Это очень много. А с 2014 года на Селенге началась настоящая вакханалия, продолжающаяся до сих пор. В 2014 году этот показатель достиг 85%, в 2015-м (внимание!) – 98, и в 2016 году – 86%. За 2017 год мне окончательная цифра пока неизвестна, но, судя по всему, она не лучше показателя предыдущего года, если не хуже. И это происходит на фоне снижения численности нерестовых стад. Впечатление такое, что наступает конец света, и браконьеры озабочены только одним – успеть хапнуть, пока окончательно не сгинули омулевые косяки. И никто им не мешает. Артура Мурзаханова не хватает на Селенге с опергруппой «Баргузин», они бы навели порядок!
– И в такой критической ситуации власти почему-то не бьют тревогу…
– Из всего сказанного следует однозначный вывод: властям до охраны нерестового омуля на Селенге, похоже, до лампочки. И он принесен в жертву браконьерам. Честно признаюсь, была слабая надежда на нового главу РБ. Но эта надежда в 2017 году не оправдалась, прорыва не произошло. Посмотрим, что будет дальше. Конечно, охрана омуля – это функция Ангаро-Байкальского территориального управления Росрыболовства (АБТУР). Но штаб по охране нерестового омуля традиционно возглавляет представитель республики. В любом случае ответственность за омуля общая. Недавно Алексей Цыденов обещал навести порядок в лесу, может, и до омуля дело дойдет. Только бы не опоздать.
Театр абсурда вместо охраны
– Но ведь браконьеров все-таки ловят?
– Каждую осень проводится операция с нелепым названием «Путина». Все-таки путина – это добыча рыбы, но никак не ловля браконьеров. Это действо похоже на спектакль театра абсурда. Какие артисты, какая фактура, сколько громких слов, сколько шума, стрельбы, сколько бензина сожжено, сколько средств затрачено, а в результате – пшик, одна видимость кипучей деятельности. Но если такое происходит, значит, это кому-то нужно. И уж, конечно, не сантехнику дяде Васе. А может, сценарий такой задуман – ловить рыбку в мутной воде. Тогда режиссеры кто и сценаристы? Мне не понять.
А на Селенге между тем, скажем прямо, с охраной нерестового омуля – полный абзац. Поражает одно: как при такой эффективности охранных мероприятий они (АБТУР и Байкальский филиал Главрыбвода) собираются восстанавливать популяцию селенгинского омуля. Это невозможно. И совет читателям: постарайтесь об омуле забыть, привыкайте лучше к иваси. Вкуснейшая, между прочим, рыбка.
– Власти молчат, но и народ тоже особо не митингует по поводу омулевой проблемы?
– Удивительно, при такой чрезвычайной ситуации с охраной нерестового омуля все активисты демонстрируют полное молчание, как в рот воды набрали. Молчат «зеленые», молчат экологи (правда, Наталья Тумуреева из принципиальных соображений несколько лет не покупает омуля, и это хороший пример для подражания), не поднимает эту тему даже Николай Будуев, депутат Госдумы и активист ОНФ. И жители побережья не собирают деньги на билеты до Москвы для очередного гонца с челобитной – помогите, мол, Владимир Владимирович, сохранить нашего горячо любимого омулька. И никто не организует собраний по типу «не бывать ГЭС в Монголии», где народ бы выразил свою позицию относительно браконьеров, их покровителей и потребовал от АБТУРа элементарного – выполнять свою работу. И на площадь Советов никто не выходит с плакатом «Сохраним омуля для потомков!». Глядишь, и я, пенсионер-инвалид, приковылял бы с палочкой поддержать единомышленника. Но ничего этого не происходит. А в чем причина такого всеобщего равнодушного отношения к символу Байкала? И в чем омуль виноват? Уж не тем ли, что хочется всем кушать?
– По-Вашему, как можно решить эту проблему и спасти байкальского эндемика?
– Прежде всего, нужно добиться эффективной – не на словах, а на деле – охраны нерестового омуля. Это позволит повысить уровень воспроизводства (как естественного, так и искусственного). И только после этого у омуля может появиться будущее, которого сейчас у него нет.
Записала Ольга Лазарева, «Номер один».
