Леса Бурятии скатились в прошлое
Перекупщики скупают меха у охотников за водку, муку и патроны, наживая миллионы
В Бурятии есть одна отрасль, совершенно замкнутая и не затронутая государством, но приносящая доходы, сопоставимые разве что с нефритом. Это охота на «мягкую рухлядь» - пушнину. Добыча ее в последние годы растет большими темпами при растущих ценах на нее. Но кому достается прибыль?
Кабальная система
В феврале на аукционах страны было продано больше трехсот тридцати тысяч шкурок баргузинского соболя по средней цене в двести семьдесят долларов. Большая часть из них, конечно, была добыта в других регионах России, тем более что в Бурятии столько соболей вообще не наберется. Но и в нашей республике добывается кое-что, и это «кое-что» приносит огромные доходы определенным людям. Как оказалось, в число этих людей не входят охотники, «на земле» добывающие зверя.
В компании, занимающейся скупкой пушнины, сказали, что за каждую шкурку соболя охотникам платят по семь тысяч рублей, или двести тридцать долларов. Это в среднем, т.к. ее цена сильно варьируется в зависимости от многих факторов. Услышав такие цифры, охотники горько усмехаются.
-- Обычный охотник за сезон набивает в среднем порядка пятидесяти соболей. Бывает и больше, а иногда меньше. Если за каждую получаем по семь тысяч рублей, то доход за сезон такого охотника составляет триста пятьдесят тысяч рублей. Делим это на двенадцать месяцев, получаем чуть меньше тридцати тысяч рублей. И это без учета добычи другой пушнины в виде белок, лисицы, песца и прочего «бегающего» меха, -- говорит охотник-любитель, пожелавший остаться неизвестным.
По его словам, скупщики могут озвучивать хоть какие цифры, но они не имеют никакого отношения к реальности:
«Если бы реально были такие деньги, то весь народ в деревне не спивался бы от безделья, а занимался промысловыми видами охоты. Даже если по документам охотник получает такие деньги, в жизни мы имеем кабальную систему скупки пушнины. Или ты сдаешь ее по той цене, какую тебе предложит перекупщик, или ты пушнину вообще не сдашь. Есть, конечно, исключения, но в большинстве своем на пути реализации между охотником и покупателем стоит перекупщик», говорит охотник.
Охотники вне закона
Оказалось, охотники просто не могут продать шкурки, минуя организации перекупщиков. Они вынуждены продавать им пушнину в десять-двадцать раз ниже рыночной цены, а вся разница идет в качестве прибыли посредникам. Не сложно посчитать, что те, кто непосредственно своим трудом добывает зверя, остаются с мизерным заработком, тогда как все доходы оседают в совершенно других карманах. Охотник даже не может самостоятельно приехать в город, чтобы продать шкурки, потому что сам окажется виноватым.
«Чтобы продать шкурку, нужны документы, -- говорит наш собеседник, опытный охотник. – Бумаги, удостоверяющие, что шкурки были добыты по квоте, которую выдают охотхозяйства. А те давно договорились с перекупщиками, поэтому они дают бумагу с условием, что продадут именно им».
Но и те деньги, которые охотники заработали, они по большей части не видят. За шкурки с ними рассчитываются товарами – мукой, крупами, патронами…
«Человек, живущий в тайге, не знает, сколько они стоят в городском магазине. Вот он берет в счет будущей добычи муку по цене в два-три раза больше, чем она реально стоит в магазинах. Потом уже ничего не поделаешь», -- рассказывает наш собеседник.
В итоге от семи «официальных» тысяч охотнику достаются «крохи на прокорм», редко достигающие и десятой части ее реальной стоимости. «Белка вообще за тридцать-пятьдесят рублей идет». Все как в Северной Америке в каком-нибудь семнадцатом веке, когда были бродяги-трапперы, добывающие зверя, и наживающиеся на них перекупщики.
Между тем рынок пушнины в республике довольно большой, достаточно посчитать официальные данные. Просто помножим прошлогоднюю квоту на добычу соболя: около шести тысяч шкурок на двести пятьдесят долларов средней цены шкурки на аукционе, и получаем рынок более чем в полтора миллиона долларов. Это не считая других видов пушнины – лисицы, белки, колонка, норки и т.д.
Кроме того, едва ли не больше пушнины добывается сверх квоты, незаконно. Чтобы охотники могли хоть как-то прокормить себя и семью при таких условиях, они вынуждены бить все больше зверя, несмотря ни на какие квоты, что сильно отражается на численности ценных животных. А уж у скупщиков есть много схем, как легализовать браконьерскую пушнину.
Приватизация тайги
Вообще, складывается ощущение, что лес, охотники, перекупщики -- это какой-то другой мир со своими законами, вернувшийся в ясачное прошлое на несколько сотен лет назад. Когда «мягкое золото» туземцы отдавали за «огненную воду». Причем самое страшное в том, что порочная система уже устоялась, и теперь даже охотники не понимают, как ее можно сломать.
«Все это произошло из-за бесконтрольности. В 90-е годы еще не все было так криминализировано. Но тогда ушлые граждане из числа руководства лесхозов, егерей и начальников отделов милиции по-тихому приватизировали охотничьи угодья и теперь раздают всем желающим как свое собственное за мзду», -- говорит охотник.
В сельском хозяйстве до недавнего времени была такая же ситуация, когда фермеры были вынуждены продавать свое мясо посредникам, а те перепродавали его на рынке уже втридорога. Но государству удалось немножко ослабить криминальный узел, чего удалось достичь, в том числе, при помощи проведения регулярных ярмарок. Возможно, система еще требует доработки, но участие посредников, в карманах которых оседала большая часть прибыли, удалось снизить. Видимо, нечто подобное придется делать и в сфере охотничьего хозяйства.
Владимир Бадмаев, «Номер один».
Кабальная система
В феврале на аукционах страны было продано больше трехсот тридцати тысяч шкурок баргузинского соболя по средней цене в двести семьдесят долларов. Большая часть из них, конечно, была добыта в других регионах России, тем более что в Бурятии столько соболей вообще не наберется. Но и в нашей республике добывается кое-что, и это «кое-что» приносит огромные доходы определенным людям. Как оказалось, в число этих людей не входят охотники, «на земле» добывающие зверя.
В компании, занимающейся скупкой пушнины, сказали, что за каждую шкурку соболя охотникам платят по семь тысяч рублей, или двести тридцать долларов. Это в среднем, т.к. ее цена сильно варьируется в зависимости от многих факторов. Услышав такие цифры, охотники горько усмехаются.
-- Обычный охотник за сезон набивает в среднем порядка пятидесяти соболей. Бывает и больше, а иногда меньше. Если за каждую получаем по семь тысяч рублей, то доход за сезон такого охотника составляет триста пятьдесят тысяч рублей. Делим это на двенадцать месяцев, получаем чуть меньше тридцати тысяч рублей. И это без учета добычи другой пушнины в виде белок, лисицы, песца и прочего «бегающего» меха, -- говорит охотник-любитель, пожелавший остаться неизвестным.
По его словам, скупщики могут озвучивать хоть какие цифры, но они не имеют никакого отношения к реальности:
«Если бы реально были такие деньги, то весь народ в деревне не спивался бы от безделья, а занимался промысловыми видами охоты. Даже если по документам охотник получает такие деньги, в жизни мы имеем кабальную систему скупки пушнины. Или ты сдаешь ее по той цене, какую тебе предложит перекупщик, или ты пушнину вообще не сдашь. Есть, конечно, исключения, но в большинстве своем на пути реализации между охотником и покупателем стоит перекупщик», говорит охотник.
Охотники вне закона
Оказалось, охотники просто не могут продать шкурки, минуя организации перекупщиков. Они вынуждены продавать им пушнину в десять-двадцать раз ниже рыночной цены, а вся разница идет в качестве прибыли посредникам. Не сложно посчитать, что те, кто непосредственно своим трудом добывает зверя, остаются с мизерным заработком, тогда как все доходы оседают в совершенно других карманах. Охотник даже не может самостоятельно приехать в город, чтобы продать шкурки, потому что сам окажется виноватым.
«Чтобы продать шкурку, нужны документы, -- говорит наш собеседник, опытный охотник. – Бумаги, удостоверяющие, что шкурки были добыты по квоте, которую выдают охотхозяйства. А те давно договорились с перекупщиками, поэтому они дают бумагу с условием, что продадут именно им».
Но и те деньги, которые охотники заработали, они по большей части не видят. За шкурки с ними рассчитываются товарами – мукой, крупами, патронами…
«Человек, живущий в тайге, не знает, сколько они стоят в городском магазине. Вот он берет в счет будущей добычи муку по цене в два-три раза больше, чем она реально стоит в магазинах. Потом уже ничего не поделаешь», -- рассказывает наш собеседник.
В итоге от семи «официальных» тысяч охотнику достаются «крохи на прокорм», редко достигающие и десятой части ее реальной стоимости. «Белка вообще за тридцать-пятьдесят рублей идет». Все как в Северной Америке в каком-нибудь семнадцатом веке, когда были бродяги-трапперы, добывающие зверя, и наживающиеся на них перекупщики.
Между тем рынок пушнины в республике довольно большой, достаточно посчитать официальные данные. Просто помножим прошлогоднюю квоту на добычу соболя: около шести тысяч шкурок на двести пятьдесят долларов средней цены шкурки на аукционе, и получаем рынок более чем в полтора миллиона долларов. Это не считая других видов пушнины – лисицы, белки, колонка, норки и т.д.
Кроме того, едва ли не больше пушнины добывается сверх квоты, незаконно. Чтобы охотники могли хоть как-то прокормить себя и семью при таких условиях, они вынуждены бить все больше зверя, несмотря ни на какие квоты, что сильно отражается на численности ценных животных. А уж у скупщиков есть много схем, как легализовать браконьерскую пушнину.
Приватизация тайги
Вообще, складывается ощущение, что лес, охотники, перекупщики -- это какой-то другой мир со своими законами, вернувшийся в ясачное прошлое на несколько сотен лет назад. Когда «мягкое золото» туземцы отдавали за «огненную воду». Причем самое страшное в том, что порочная система уже устоялась, и теперь даже охотники не понимают, как ее можно сломать.
«Все это произошло из-за бесконтрольности. В 90-е годы еще не все было так криминализировано. Но тогда ушлые граждане из числа руководства лесхозов, егерей и начальников отделов милиции по-тихому приватизировали охотничьи угодья и теперь раздают всем желающим как свое собственное за мзду», -- говорит охотник.
В сельском хозяйстве до недавнего времени была такая же ситуация, когда фермеры были вынуждены продавать свое мясо посредникам, а те перепродавали его на рынке уже втридорога. Но государству удалось немножко ослабить криминальный узел, чего удалось достичь, в том числе, при помощи проведения регулярных ярмарок. Возможно, система еще требует доработки, но участие посредников, в карманах которых оседала большая часть прибыли, удалось снизить. Видимо, нечто подобное придется делать и в сфере охотничьего хозяйства.
Владимир Бадмаев, «Номер один».
